– Уверен, что он должен подойти в ближайшие дни. Установить за почтой наблюдение. Мы должны знать, куда он направляется, и выяснить, кто его сообщники. Провести инструктаж в почтовом отделении, как они должны действовать, когда появится фальшивомонетчик.

– Уже проведен. Каждый служащий знает, как ему поступать.

– Когда он появится, никаких арестов! Ничего такого, что могло бы насторожить преступников. Нужно организовать тщательное наблюдение. Наладить прямую связь почты и управления. Мы должны знать все с самой первой минуты его появления!

Томас подошел к зеркалу и невольно поморщился – за последний год он изрядно поправился. Надо что-то делать со складками, собравшимися на боках. Все лишние килограммы – следствие сытой жизни. Кто бы мог подумать, что печатанье фальшивых банкнот – не столь хлопотное дело, как это ему представлялось поначалу… За минувший год Томас скопил изрядную сумму. Значительная часть капитала была вложена в акции и другие ценные бумаги, приносящие весьма значительный доход. С прежней своей квартиры Томас съехал и теперь снимал большой особняк на Кеттенштрассе, на окраине города. Прежде в нем проживал бездетный прусский юнкер. На стенах гостиной висели портреты его предков в военных мундирах, трое из которых были генералами. Так что в окружении военных Враницки чувствовал себя весьма уверенно.

На кровати, скрутившись калачиком, спала Феодосия – последняя его девушка, с которой Томас сошелся три месяца назад. Пока она ему не надоела, но если вдруг неожиданно начнет проявлять характер, он всегда имеет возможность выставить ее чемодан за порог. Тем более что на ее место отыщется немало желающих. Не далее как вчера вечером мило улыбалась цветочница с соседней улицы; даже откровенно намекнула, что в ближайшее воскресенье тетка уезжает в Лейпциг и она не прочь пообщаться с обходительным господином.

Странное дело, но окружающие воспринимали его как родственника юнкера. Томас не спешил разубеждать, говорил степенно, держался уверенно и общался со всеми, невзирая на сословия, запросто. Его считали невероятно богатым: не каждый может позволить себе одноколку с племенным жеребцом; кроме того, едва ли не через день он менял сюртук, а рубашки – так и вовсе ежедневно, что тоже не могло остаться незамеченным.

Феодосия слегка повернулась, показав белоснежное бедро. Через прозрачную идеальную кожу просвечивали тонкие вены, напоминая реки с многочисленными протоками. Светлые волосы разметались по подушке. Кто же она по национальности? Кажется, полячка… Или все-таки русская? Впрочем, какая разница! Славянки – особое племя, они умеют любить так, как ни одна женщина. И относятся к своему избраннику, будто к единственному мужчине в своей жизни.

Подобное обстоятельство Томаса вполне устраивало. После того как Гретхен ушла с капитаном, отношения между ними разладились окончательно. Как выяснилось, для капитана она была всего лишь кратковременным эпизодом, которым он скрасил свою недельную командировку в Берлине. Надо полагать, что он даже не вспомнит теперь ее имени. Гретхен дважды пыталась наладить отношения, а в последний раз даже заявилась к нему домой, но Томас, проявляя характер, закрыл дверь перед ее носом. Теперь у него другая жизнь, полная приключений и авантюр; теперь он понимал, что мечтал именно о такой судьбе. Так что не самое подходящее время, чтобы тащить в будущее багаж неразрешенных проблем.

Одевшись, Враницки пошел на кухню, чтобы заварить кофе. Неожиданно за спиной скрипнула половица. Обернувшись, он увидел улыбающуюся Феодосию, закутавшуюся в простыню. Впрочем, последнего она могла бы и не делать – за те три месяца, что они знакомы, Томас сумел рассмотреть ее во всех деталях. Надо признать, что она была хороша в любом ракурсе.

– Ты уже проснулся? – спросила девушка.

Томас невольно прислушался к ее акценту. Все-таки она русская.

– Все забываю спросить тебя, Феодосия, откуда ты родом?

– Родилась в Варшаве, отец поляк, мать русская. А что?

– Просто акцент… Вот и подумалось.

– Хм… Никогда не думала, что у меня акцент. Ведь меня обучали немецкому языку с детства. Первый язык, на котором я начала говорить, был немецкий. Позже – русский… Ты куда-то уходишь?

Вода в чайнике закипела. Томас, стараясь не пролить и капли, заварил кофе. Эту процедуру он не доверял никому. В какой-то степени приготовление кофе позволяло ему сосредоточиться, распланировать день. Важно, чтобы кофе удался; если он получится невкусным, тогда скверно пройдет весь день.

Попробовав кофе, Враницки нашел его слегка горьковатым. Может, это не столь страшно?

– Сегодня будет непростой день. Нужно будет сходить в несколько мест, отдать распоряжения. А то без меня дело никак не двинется.

Феодосия вплотную подошла к Томасу. От девушки пахло грехом прошедшей страстной ночи. Дотронувшись ладонью до его щеки, она произнесла:

– Бедненький, ты совсем себя не бережешь.

Простыня слегка сползла с ее плеча, и Томас невольно перевел взор на ее безупречную грудь.

– Кто-то же должен заниматься делами. – Улыбнувшись, он добавил: – Одни спят, а другие работают.

Он сказал девушке чистую правду: нужно было скупить ценных бумаг на двадцать тысяч марок, а потом отвезти их Трезеге, компаньону господина Берга. Потом – узнать, какова судьба последней партии фальшивых казначейских билетов. По его мнению, они получились безупречными, даже директор Имперского банка вряд ли отличил бы их от настоящих. А потом по установившейся традиции следовало заглянуть в казино. Там его встречали как самого дорогого гостя. И странное дело – как только у него появлялись деньги, так тотчас ему начинало везти; редкий день обходился без выигранной тысячи марок.

Выпив кофе, Враницки почувствовал себя значительно лучше. Тело налилось живительной энергией. Теперь на очереди стояла небольшая проблема – выбрать из пяти сюртуков тот, в котором можно было бы появиться перед банковскими служащими. Немного подумав, решил остановиться на светло-коричневом сюртуке в мелкую белую полоску. Такой костюм позволял соблюсти деловой характер визита и в то же время подчеркнуть некоторую непринужденность общения. Дом на окраине Берлина был выбран еще по одной причине. Он имел большой винный подвал, куда тотчас были завезены печатные станки, а уже через неделю они работали на полную мощность. Так что для того, чтобы заполучить деньги, не нужно было отправляться куда-нибудь в банк – достаточно было всего лишь спуститься в подвал, напечатать нужное количество банкнот и отправиться в центр города за удовольствиями.

В углу подвала лежал целый чемодан банкнот. По каким-то причинам господин Берг распорядился выждать три недели, а уж только потом скупать ценные бумаги. Надо отдать ему должное, он обладал невероятным нюхом на опасность. Видно, и в этот раз тоже почувствовал какую-то угрозу. Однако так долго выжидать Томас не мог; для себя он решил, что это будет последнее его дело. Ценных бумаг у него скопилось столько, что их хватит на две безбедные жизни. Свои деньги он хранил в небольшой маленькой комнате в центре Берлина, куда заявлялся лишь поздним вечером, чтобы не столкнуться с соседями. Пересчитывал скупленные акции, чтобы поднять себе настроение, и вновь уходил.

Еще вчера вечером Томас решил уехать из Берлина, прихватив с собой чемодан с ценными бумагами. Но, проснувшись, решил, что ничего страшного не произойдет, если он в последний раз прикупит ценных бумаг. В этот дом он уже больше не вернется – прихватив заветный чемодан, сразу отправится в Париж. Хотя, возможно, сначала заедет в Монте-Карло. Для человека с большими деньгами там всегда отыщется подобающее место.

Девушка продолжала стоять в дверях. На какое-то время Томас задержал на ней взгляд и получил в ответ милую улыбку. Бедняжка, ведь она даже не подозревает, что они видятся сегодня в последний раз. В какой-то момент Враницки резануло сострадание: а что, если забрать ее с собой? Пожалуй, что лучшей спутницы не отыскать и через двадцать лет. Но он тут же отказался от этой идеи. Следует оставаться осторожным. Ей слишком много известно о его прошлой жизни.